Рождественские мотивы в творчестве Сергея Параджанова
Новый год и Рождество не просто праздники. Они издревле несут в себе обрядовое значение, являясь границей между годами, моментом перехода, символической смертью. После «смерти» следуют возрождение и новое начало — для природы, общества и каждого человека. Для Армении — страны, первой принявшей христианство, — эти праздники перехода оказались особенно важны. Рождество олицетворяет возрождение, обновление и надежду, а Новый год — начало нового цикла, смену времён года и ожидание перемен.
Значимы Новый год и Рождество и для творчества Сергея Параджанова, которое существенно опиралось на религиозные традиции — грузинские и армянские обычаи, православные праздники. Его работы, как режиссёрские, так и художественные, изобилуют аллюзиями на разные символы «праздников перехода». Например, образ колыбели, один из самых важных символов рождения Христа, встречается в «Цвете граната» и «Легенде о Сурамской крепости». Он не только символизирует новое начало, но и подчёркивает святость героев.
Другой неотъемлемый атрибут Рождества — Вифлеемская звезда, направившая волхвов к месту рождения Христа. Он используется в «Тенях забытых предков». Благосклонность Бога, сопровождавшая волхвов, сопровождает и параджановских героев. Они смотрят на одну и ту же звезду, которая приводит их друг к другу — но только после смерти Марички.
В «Тенях забытых предков» Рождество вообще становится одним из главных символических пространств, в которых разворачивается сюжет: гуцулы празднуют Рождество и вспоминают усопших. Именно во время рождественского ужина артикулируется трагическая невозможность двух сердец быть вместе. Призрак утонувшей Марички видит только Иван, в то время как его жена Палагна, чуждая внутренним мыслям и чувствам своего мужа, не может или не желает видеть призрак потерянной любви Ивана.
Воссоздавая рождественский ужин, Параджанов часто просто выдумывает этнографические реалии. Таких фальсификаций режиссёр не скрывает: «Меня могли бы упрекнуть в некоторых отступлениях от этнографической точности. Гуцулы надевают „меланки“ (маски) не на Рождество, а на Пacxу. У них нет обряда „ярма“ — я нарушил точность, но его подсказали мне сами же гуцулы. Я слышал песню (коломыйку) про то, как муж захомутал жену в ярмо, — аллегория, как бы означающая неравный брак. И я, когда мой Иван женится на Палагне, свершил над ним „обряд ярма“. И гуцулы, которые снимались в моём фильме, исполнили его столь же серьёзно и красиво, как все свои исконные обряды».
Проблемы в таком вольном отношении к традиции нет: Параджанов защищает трансгрессивные основания ритуала и выступает против подмены ритуала процедурой. «По всей видимости, главное для Параджанова — вернуть в мир трансгрессию, острое и пронзительное переживание красоты, не служащей ни пользе, ни лозунгам, ни генеральной линии партии, — причём вернуть её как в мир повседневности, так и в пространство фильма. Таким образом, Параджанов фактически изобретает свой собственный принцип работы с ритуалом: он обращается не к его „тяжёлой“ (содержательной), но к его „лёгкой“ (формальной) части: отбрасывая бэкграунд и обрядовую императивность, он оставляет, исследует и раскрывает его эстетический и экзистенциальный порядок», — объясняет философ Мария Рахманинова. Неслучайно такое воспевание трансгрессивности оказывается связано именно с Рождеством — праздником перехода.
Встречаются рождественские символы и во внекинематографических работах Параджанова. Например, в «Тюремной ёлке» 1976 года, созданной из распущенного сахарного мешка. Рождественский образ ёлки рифмуется с образом бабочки — оба символа указывают на переход, перерождение человеческой души.
Многие исследователи полагают, что в художественном мире Сергея Параджанова разрабатывается последовательная система религиозных символов. Рождество для режиссёра, вероятно, имело особое значение, связанное с его культурным и религиозным наследием. В художественной мифологии Параджанова — выходца из Грузии, где православие является государственной религией, — Рождество было важнейшим событием. Праздники Рождества и Нового года служат отправной точкой для создания вольного многослойного образа, где прошлое, настоящее и будущее сливаются в мифологическое безвременье.
ИСТОЧНИКИ:
1. Сергей Параджанов. Вечное движение ‖ old.kinoart.ru
2. Абрамян Л. Символ и ритуал в структуре фильма: заметки о поэтике Параджанова ‖ elzabair.ru
3. Параджанов С.И. Гранат любви. — Москва : Зебра Е, 2019.
Фото обложки: кадр из фильма «Цвет граната»